Русские казаки в Синцзяне. 1930-е. Часть 2

Неизвестные страницы отечественной истории XX века

http://kazakvd.blogspot.com/2013/12/blog-post_3368.html

Михаил ЗРАЖЕВСКИЙ http://ronsru.com/sinzian.htm

Командующим объединенными силами провинции был назначен Шен Шицай, недавно прибывший из Маньчжурии.

Шэн Шицай

Пока правительство занималось переформированием своих вооруженных сил, восставшие не теряли времени. Тем более, что и сам Чен Шужэнь старательно наживал себе врагов. В мае он пригласил к себе якобы для переговоров торгутского князя Цецен-Гэгэна. После роскошного обеда князя с двумя его помощниками вывели во двор, где им отрубили головы, причем во время казни князю, как лицу высокого звания, положили красный ковер. Таким образом, губернатор лишился монгольской конницы и приобрел новых врагов в лице подданных князя. В этом же месяце Ма Цзуин послал своего наиболее способного офицера Ма Шичина для сбора дунганских частей, рассеянных по Синьцзяну. Он избрал своей базой горы севернее Турфана, откуда вступил в контакт с командиром гарнизона Ма Фумином, тоже дунганином, уже тесно сотрудничавшим с партизанами Йолбарс-хана и Хаджи-Нияза. В июле 1932 года Ма Фумин переходит на сторону мятежников. Он послал к губернатору гонца с просьбой о подкреплении и когда ничего не подозревавший китайский отряд вошел в город, по нему был открыт пулеметный огонь и весь отряд был уничтожен. Такую же операцию Ма Фу-мин проделал с командиром гарнизона Хами, с той лишь разницей, что были взяты пленные, которых публично казнили. После этого восстание приобрело такой размах, что справиться с ним местными силами было уже невозможно.

На юге Синьцзяна уйгуры давно ждали подходящего момента, чтобы поднять очередное восстание. Еще в 1927 году посланцы из Кашгарии побывали при дворе афганского короля Амина Аллы и просили у него помощи в организации антикитайского восстания. В свое время афганский король вынашивал идею создания мусульманской конфедерации, куда бы вошли Афганистан, Коканд, Хива, Бухара и Кашгария. Но как ни близка была его сердцу мысль о помощи восставшим, король им отказал, поскольку у него в это время были другие проблемы, связанные с его непрочным положением на троне.

Весной 1932 года огромное количество киргизов, убегая от коллективизации, перешло через границу в Кашгарию. Движимые ненавистью к советской власти, они совершали рейды в Киргизию, нападая на погранзаставы и угоняя скот. Возглавлялись эти отряды Ид-Мирабом, старым врагом большевиков. Естественно, долго так продолжаться не могло и в июне была проведена совместная советско-китайская операция по уничтожению басмачей. После полного разгрома киргизы были рассеяны, а их имущество разграблено китайскими солдатами. На поддержку китайцев советскими войсками уйгуры тогда не обратили внимания.

В это время один из подручных Ма Ши-мина - Ма Чан-цан двинулся вдоль северной дороги на запад и захватил городок Бугур. В феврале 1933 года совместно с Тимуром, предводителем уйгурского повстанческого отряда, им была занята Куча, после чего они вместе двинулись на Аксу.

Тем временем на южных золотых приисках в Сургаке и Каракаше созрело все для восстания, которое можно было бы назвать "пролетарской революцией", если бы не резко выраженное мусульманское начало в идеологии восставших. Шахтеры, измученные произволом китайских чиновников и обманами при закупке золота, вначале убили местных начальников, а затем распространили свою власть на весь южный оазис. В Керье китайцев вначале не трогали, при условии принятия ими ислама, но затем они были казнены и их головы выставлены на базаре. 16 марта 1933 года был захвачен Хотан - главный город по южной дороге. Но после изгнания китайцев власть оказалась не у шахтеров, а у богатого рода Бухра, который и возглавил политическую и религиозную власть в регионе, провозгласив главенство законов шариата. Китайцы под страхом смерти должны были принимать ислам, но это не спасало их имущество от разграбления.

Правитель Кашгарии дунганин Ма Шао-ю оказался в тяжелом положении. Окруженный со всех сторон мятежниками, он обратился с просьбой о помощи к британскому консулу в Кашгаре, но тот заявил, что ни о какой присылке британских войск не может быть и речи. Урумчи вместо реальной помощи назначило его ни больше ни меньше "главным истребителем бандитов". Ма Шао-ю довольно серьезно отнесся к этому титулу и после праздничного фейерверка по поводу своего назначения приступил к делу. Он назначил китайского офицера Лю командиром конного полка численностью 480 сабель и приданной конной батареи в 9 орудий. Сам Ма Шао-ю остался с конным отрядом в 700 сабель и ротой пехотинцев в 160 штыков. Лю был направлен на соединение с генералом Яном, пытавшимся удержать позиции под Маларбаши, атакуемые соединенными дунгано-уйгурскими силами. Тимур обошел Маларбаши и атаковал отряд Лю, двигавшийся к городу. Значительно превосходившие по численности уйгуры (около 5 тысяч) нанесли жестокое поражение китайцам, а их командир Лю погиб. Генерал Ян попал в окружение и покинул Маларбаши, перед отступлением китайцы разграбили и подожгли город. Китайская колонна двигалась медленно, мост через реку Кашгар был сожжен, и пока китайский отряд переправлялся, он был уничтожен. До Кашгара добрались только 65 человек, генерал Ян попал в плен. Положение Ма Шао-ю стало критическим. Ко всем несчастьям, свалившимся на головы китайцев в Кашгарии, добавился еще мятеж киргизов под предводительством Усмана Али. Киргизы были хорошо вооружены и прекрасно приспособлены к войне в горах Тянь-Шаня.

После захвата уйгурами Яркендского оазиса китайская власть оставалась только в городе Кашгаре. Описание города представляет определенный интерес. Все города Кашгарии были построены по одному принципу: к городу старому, населенному мусульманами, примыкал город новый, укрепленный, населенный китайцами, солдатами и чиновниками. Единственное отличие Кашгара состояло в том, что ямень (администрация) располагался в старом городе, а гарнизон в новом. Кроме того, за городскими стенами у Андижанских ворот располагалось русское консульство, там же в казармах находилась его охрана - две сотни семиреченских казаков. Первым русским консулом был Петровский, человек редкого ума и твердой воли. Там же, за городом, на холме было консульство его главных соперников - британцев, охранявшееся двумя взводами индийских сипаев. Главная улица города вела к базарной площади, где находилась знаменитая мечеть Идга, на воротах которой периодически выставлялась голова очередного возмутителя спокойствия. Население города составляло 60 тысяч человек, и хотя экономическая жизнь была сосредоточенна в Яркенде, местом средоточия губернаторов и мятежных деятелей был Кашгар.

В марте 1934 года ямень в Старом городе и Новый город перешли на осадное положение, особенно хорошо был укреплен Новый город, в котором находились огромные запасы оружия, продовольствия и фуража. Китайское население округи, напуганное резней, сбегалось под защиту его стен. Губернатор вооружил все мужское население от 16 до 60 лет, но доверять жителям Старого города у него не было оснований.

Действовавшая в подполье партия "младоуйгуров" (мы называем их так по аналогии с младотурками) призвала на помощь киргизов и подготовила восстание в окружающих город кишлаках. Атака на Старый город началась утром 2 мая - киргизы пошли на штурм всех четырех городских ворот, а громадное количество уйгуров, вооруженных дубинами и самодельными пиками, со всех сторон лезло на стены. Схватка была непродолжительной, и к полудню весь Старый город за исключением яменя был захвачен. Надо отдать должное Усману Али - он быстро навел порядок и не позволил уйгурским повстанцам предаться грабежу. Сделано это было для поддержания дисциплины, а не из гуманных соображений - на следующий день киргизы зарезали около сотни китайцев вместе с их женами и наложницами. К вечеру отряд Тимура численностью в 300 человек вошел в город, следом шли дунгане. Не останавливаясь в Старом городе, они прошли в Новый, где по предварительному сговору с британским консулом им открыли ворота. Гарнизон сдался Ма Чан-цану, никаких эксцессов не произошло. Дунгане даже взяли под покровительство окруженных в ямене Старого города китайцев.

К лету 1933 года в руки восставших попала вся Кашгария. Власть оказалась в руках местной уйгурской верхушки, которая приступила к созданию собственного государства и ее интересы никак не совпадали с интересами дунганских союзников.

Чин Шужэнь заметался в поисках выхода и принял решение, которое ускорило развязку. С помощью советского генерального консула он заключил с СССР договор, по которому в обмен на военную помощь советской стороне были предоставлены торговые льготы и право на разработку полезных ископаемых. В политическом плане Синьцзян попал в советскую сферу влияния и его положение стало похожим на положение Монголии, в то время еще находившейся под номинальной китайской юрисдикцией. С Дальнего Востока были переброшены интернированные маньчжурские части, выучка которых сильно отличалась от местных в лучшую сторону. Был выше и их моральный дух. Солдаты урумчийского правительства вполне соответствовали древней китайской пословице: "Из плохого железа не делают гвоздей, из хороших людей не делают солдат". Набор их проводился примерно следующим образом: на главу местной власти возлагалась квота, которую нужно было выполнить любой ценой. Местные жители нанимали бездельников, слонявшихся по базару, и отправляли их в армию. Можно представить, какие это были вояки! Немногим лучше были и китайские офицеры - опиекурение было не самым худшим их недостатком. Обычным делом было содержание в списках "мертвых душ", продажа военного имущества, грабежи мирного населения. Этому войску было выделено восемь советских самолетов, перегнанных в Урумчи китайскими летчиками. И хотя Чин Шужэнь заключил договор с Советами в тайне от центральных властей, его содержание стало известно русскому командованию. Радости у русских это, по понятным причинам, не вызвало.

Тем временем объединенные силы уйгуро-дунганских повстанцев, окрыленные успехами, двинулись на Урумчи. Столица Синцзяна лежала у подножья северных отрогов Тянь-Шаня и называлась тогда Тихуа, что значит "город просветления". Располагался город на правом берегу реки Урумчи, река напоминала русским эмигрантам Большую Алматинку в Верном. Город был окружен глинобитной стеной высотой около 4,5 метра и длиной 6 километров. В стене было семь ворот шириной около 4 метров, примерно такова же была и толщина стен. Через северные ворота можно было попасть сразу в китайский город, где располагался ямень, административное сердце города и провинции, дальше к югу находился мусульманский город, а возле южных ворот был русский квартал, где находилось консульство. На территории консульства была церковь, в начале двадцатых годов большевики хотели переделать ее в клуб, но этому резко воспротивились не только верующие, но и губернатор провинции, и все осталось по-старому.

В конце февраля 1933 года мятежники оказались под стенами города, Урумчи был тесно осажден сартами и дунганами, начался первый штурм. Особо жестокое сражение разыгралось у Западных ворот. Несмотря на сопротивление прибывших из Маньчжурии свежих китайских солдат, атакующим удалось ворваться в город, они заняли дома на Мостовой улице, установили на крышах пулеметы и смогли нанести значительный урон русским, оборонявшим этот участок. Положение усугублялось тем, что улица была запружена беженцами. По приказу китайского начальника гарнизона дома были подожжены. Казаки пошли врукопашную и через несколько часов отбросили дунган от города, нанеся им тяжелые потери. На следующий день с этого места свезли около двух тысяч трупов.

Отброшенные от города восставшие наводнили его окрестности, разоряя все на своем пути. Были сожжены все склады с продовольствием, разрушены хутора и заимки, убиты тысячи местных жителей. Губернатор приказал отряду Шен Шицая двигаться на выручку провинциальной столицы. Ему пришлось оставить Дананченскую крепость, которую тут же заняли дунгане. 1 марта Шен Шицай подошел к пригороду Читанван и с хода атаковал неприятеля, который в панике бежал. Наступившая темнота помешала развить успех. Дунгане отступили, но угроза нашествия не была снята. С наступлением весны возросла угроза эпидемий. Для очистки города от трупов было мобилизовано все взрослое население под командованием Айчен Ю, посланника партии Гоминдан, сыгравшего значительную роль в освещении событий данного периода.

Положение правительства провинции было, тем не менее, отчаянным. Под его контролем оставались Илийский и Тарбагайский районы, а также пригороды провинциальной столицы. После захвата Хаджи Ниязом города Хами провинция была отрезана от Нанкина, прервалось авиационное сообщение. Усугубила положение попытка мятежа в городе Манасе, и хотя мятежникам удалось всего лишь сжечь почту, против них пришлось направлять русских кавалеристов. Организатор мятежа, лейтенант китайской армии, был пойман и расстрелян, остальные мятежники были рассеяны. Благодарный правитель города поднес Папенгуту миллион ланов. Видимо, это явилось причиной задержки жалованья казакам.

Плохое управление и неумелые действия китайского генерал-губернатора генерала Чин Шуженя возбудили общий ропот в населении. Русские были также крайне недовольны поступками и мероприятиями этого китайского сановника, который третировал русских командиров, нанося им незаслуженные оскорбления, неумело руководил военными действиями и вообще делал много такого, что могло только усиливать в крае гражданскую междоусобицу. Даже мусульмане, отогнанные от Урумчей, пообещали теперь прекратить войну, если будет сменено правительство Синцзяна.

В результате этого всеобщего недовольства созрел заговор против Чин Шуженя, что привело к закономерному перевороту и приходу к власти Шен Шицая.

События 12 апреля 1933 года можно восстановить с большой степенью достоверности, опираясь как на письменные свидетельства участников событий, так и на устные воспоминания одного из очевидцев - Александра Федоровича Серикова, ныне проживающего в Австралии. А.Ф. Сериков, сын последнего атамана Карабулакской станицы Семиреченского Казачьего Войска, родился в 1914 году и в феврале 1932 года был призван в 3-й кавалерийский полк. Он прошел всю кампанию простым казаком и, демобилизовавшись в 1934 году, вернулся в Кульджу.

Заговор был задуман и осуществлен командиром русского отряда Папенгутом, главнокомандующим Шен Шицаем и выходцем из России Гумырко. О последнем известно, что он был оптовым торговцем и содержал автотранспортную компанию. Его дом был местом встреч местной элиты, бывали там и Папенгут, и Шен Шицай, и заезжие нанкинские эмиссары. Во время переворота Гумырко был посланником русских к частям, сохранявшим верность свергнутому губернатору. Следов участия в заговоре советского консульства проследить не удается.

Итак, утром 12 апреля Папенгут приказывает 1-му полку атаковать губернаторскую резиденцию. В рукопашном бою было убито одиннадцать русских и ранено пятнадцать. Китайцы пострадали больше - свыше полусотни убитых. К сожалению, губернатора захватить не удалось - через госпиталь он покинул резиденцию и исчез в неизвестном направлении. В это время 2-й полк занял городские ворота и ключевые посты в городе. 3-й полк остался в резерве в казармах. Отделение казаков на грузовике отправилось захватывать городскую казну. Через два часа они вернулись с грузовиком, полным денег. Следом прибежал министр финансов Чу, требуя вернуть деньги обратно. Разъяренные казаки хотели застрелить его, но прибежавшая жена министра упросила их не брать греха на душу. Части, оставшиеся верными губернатору, под командой полковника Яна пытались в течение суток контратаковать, но видя, что сам губернатор исчез, прекратили огонь и прислали парламентеров для переговоров. Отряд Шен Шицая стоял на восточных холмах возле города, не предпринимая никаких действий. В это время жена Шен Шицая вступила в переговоры с командиром маньчжурского отряда, стоявшего к западу от города, пытаясь заручиться если не поддержкой, то хотя бы нейтралитетом маньчжур. Ей это удалось, после чего Шен Шицай мог смело выходить на первый план.

Таким образом, Папенгут взял власть. Но не напрасно говорят, что взять власть это одно дело, а удержать ее – совсем, совсем другое. Какими могли бы быть варианты дальнейшего исторического развития?, теоретически? 1) Самостоятельная реализация власти казаками. Объявление и построение своего государства – напр. Сыньцзянского Казачьего Войска. Утверждение Русского порядка, жизни и самоуправления на основе закона Божьего. Да, это был бы лучший вариант, для всех. Однако своих сил для него было явно недостаточно, тем более в условиях, когда с одной стороны затаилась Совдепия, с другой – поджимали, пытающиеся взять верх и навести свой порядок уйгуры с дунганами, с третьей – шевелился Китай. 2) Вариант сотрудничества с режимом большевиков – такое казаками вряд ли могло даже рассматриваться. 3) Можно было бы попробовать вступить в коалицию с дунганами и уйгурами. – Тоже неплохой вариант. Устроить перемирие. Объявить о независимости Сыньцзяна от Китая. Создать Верховный Совет. Включить туда представителей всех племен. Создать Народное Правительство, Народную Армию, китайцев демобилизовать и отправить по домам. Строить нормальную жизнь вместе. Но что было бы с немногочисленной русской диаспорой в огромном мусульманском море? Удалось бы не раствориться, уцелеть, элементарно выжить? С учетом азиатского лукавства, тех же сартов, - очень сомнительно. А возьмите уйгуров, уйгуры даже с дунганами никак не могли окончательно договориться, перетягивали одеяло, на что же тогда могли рассчитывать иноверцы - христиане? Представьте, что в Сыньцзяне был бы не Китай, а второй Афганистан или Пакистан - Русских в этих странах нет. Вот почему в тех условиях там доверия не было и не могло быть. 4) Вариант сохранения Китайской крыши. Китай в ту пору едва ли смог бы навязать свою волю кому-либо, поскольку сам разваливался. Возможно, именно по этой причине, данный вариант на тот момент и выглядел наиболее привлекательным. Да ладно, в конце концов были бы силы и желание и тогда всё можно переиграть и решить заново. Вероятно Папенгут просчитывал разные варианты и не по одному разу, но в конце концов остановился на последнем. 

Ночью Папенгут собрал членов провинциального правительства для совещания. Министры довольно равнодушно отнеслись к судьбе губернатора. После краткой речи Папенгута приступили к формированию исполнительных органов. Исполняющим обязанности губернатора избрали Лю Вен-луна, старого чиновника, пережившего не одного губернатора. Выработали обращение, в котором заверили всех мирных жителей Синьцзяна в том, что порядок будет восстановлен и справедливость восторжествует. Было заявлено, что организаторы переворота не имеют личных претензий к свергнутому правителю и ему будет предоставлена возможность беспрепятственно покинуть провинцию. Доставить протокол заседания Шен Шицаю вызвался функционер партии Гоминдан Пей, тут же под конвоем двух казаков покинувший собрание. Они проводили его до городских ворот, дальше он отправился один.

Наступило тревожное утро. Шен Шицай не проявил никаких знаков готовности к сотрудничеству, Пей не возвращался. К восточным воротам потянулись арбы и подводы, груженые домашним скарбом. Русские семьи покидали город. Явилась делегация торговцев с просьбой разъяснить происходящее. Папенгут приказал полковнику Могутнову вместе с десятью казаками отправиться в лагерь Шен Шицая и выяснить его позицию. Было прекрасное утро, ярко светило солнце, земля уже просохла после стаявшего снега. Через час казаки были радушно встречены Шен Шицаем. Могутнов и он обнялись, и полковник объявил о переходе власти в руки Шен Шицая. После полудня его войска вступили в город. На митинге в штаб-квартире местного отделения Гоминдана Шен Шицаю был присвоен титул "дубаня". Переворот, стоивший казакам пятьдесят три жизни, был завершен. В этот день была Пасха и русские приветствовали друг друга словами: "Христос воскрес и Синьцзян воскрес", понимая, что униженная эмигрантская жизнь закончилась и власть отныне находится в их руках.

Бывший губернатор через несколько дней объявился в Чугучаке, откуда послал в Нанкин телеграмму, что Синьцзян потерян для Китая навсегда. Затем он проследовал в Теньцзин. Там он был арестован и перевезен в Нанкин, где предстал перед судом по обвинению в несанкционированном заключении договора с Советами. Чан Кай-ши не признал законными действия нового провинциального правительства и послал в Урумчи своего представителя Хуаня. Тем временем Ма Цзуин надвигался из Каньсу, как мамаево войско…

К тому времени все как-то забыли о нем, ставшем уже командиром 36-й дивизии вооруженных сил Китая. Нам трудно представить психологию помощников Чан Кай-ши, пытавшихся этим назначением привязать Ма Цзуина к официальной власти. Он даже окончил краткосрочные курсы для военачальников в Нанкине, но мечту о собственном государстве не оставил, и весной 1933 года дунгане, подкрепленные новобранцами и пополнившие свои запасы, двинулись на Синьцзян.

В мае Ма Цзуин был уже в Хами с немалой для тех мест силой в 7 тысяч бойцов. Полторы тысячи из них составляли старые вояки, остальные были набраны, частью насильно, в западных районах Ганьсу. В качестве вспомогательных войск использовали уйгурских повстанцев, в большинстве своем плохо вооруженных и не отличавшихся высоким боевым духом. Через неделю, пройдя через горы, дунганское войско начало штурм города Гучень, расположенного у северных отрогов Тянь-Шаня. Город взяли за сутки. Полторы тысячи китайских солдат сдались в плен, лишь полусотня казаков защищала крепость до последнего патрона. Захваченные дунганами 17 человек были расстреляны. Во время штурма был убит брат Ма Цзуина, тем не менее последний не стал вымещать злобу на пленных китайцах, зачислив в свое войско 300 приглянувшихся ему солдат, а остальных просто отпустил по домам.

Шен Шицай направил к Ма парламентеров, чтобы выиграть время и выяснить его намерения. Главе делегации Айчен Ю удалось посеять сомнения в душе молодого генерала. Он предложил ему стать главой Южного Синьцзяна, к тому времени и так уже захваченного уйгурами, создавшими на территории Кашгара два "независимых государства". Одно, с центром в Старом городе Кашгара - Исламская республика Восточного Туркестана, другое - Конфедерация Городов, расположенных южнее пустыни Такла-Макан, возглавлявшаяся религиозными авторитетами. Создать единое государство уйгурам не удалось.

После того как командиром гарнизона Кашгара Ма Чан-цанем был пойман и расстрелян его бывший союзник Тимур, а предводителю киргизов Усману Али надоела жизнь в городе и как-то утром он, собрав верных джигитов и гарем, ушел на горные пастбища, власть во всей Кашгарии перешла в руки хотанских эмиров, за исключением Нового города, гарнизон которого постоянно твердил о своей верности нанкинскому правительству. Позиция этих эмиров была резко антисоветской, антикитайской, а впоследствии и антидунганской, поскольку войско дунган вело себя как саранча, грабя мирных жителей. Нередки были случаи избиений, пыток и даже убийств с целью получения зерна и сена для лошадей. Вообще, жители Южного Синьцзяна всегда отличались известной консервативностью и их симпатии никогда не лежали ни к прогрессивным мусульманским деятелям в Западном Синьцзяне, ни к своим единоверцам дунганам на востоке в провинции Ганьсу. Симпатии уйгурского населения Кашгарии всегда принадлежали консервативным мусульманским режимам Турции, Ирана, Афганистана и духовная связь с этими странами необычайно сильна и по сей день. Естественно, что домовитым уйгурам пришлись не по душе единоверцы-освободители, призванные на помощь Йолбарс-ханом. Вначале прохладное отношение сменилось резко враждебным. Не лучшими были и отношения с единоверцами-киргизами, которые не только резали китайское население, но и с не меньшим энтузиазмом грабили уйгуров, а при приближении врага просто исчезали в горах. Поэтому, назначая Ма Цзуина правителем южного Синьцзяна, в Урумчи хотели убить сразу двух зайцев. Посланец долго расписывал перед генералом преимущества обещанного ему положения и даже пообещал содержать дунганское войско за счет провинциального правительства.

Пробыв в лагере Ма три дня, посольство отбыло восвояси. В двенадцати километрах от Гучена грузовик с делегацией был остановлен казачьим разъездом и посольство было препровождено к Папенгуту, который, внимательно выслушав Айчен Ю, выразил сомнение в искренности противника и сообщил, что авиационная разведка донесла о перемещениях дунган, никак не соответствовавших мирным намерениям. Папенгут по-военному кратко предложил атаковать неприятеля, Айчен Ю попросил его воздержаться от военных действий и отбыл в Урумчи.

На следующий день сражение все же началось. По-видимому, Папенгут, не получив никаких указаний, действовал по собственной инициативе; впоследствии ему это припомнят. Под его командованием было три казачьих полка и полк маньчжур. Дунгане наступали цепями со стороны поселка Желисары, казаки действовали в пешем строю, лишь 1-й полк послали верхом в обход правого фланга противника. В центре маньчжуры первыми вступили в бой, началась рукопашная схватка. Численный перевес был на стороне дунган, с криками "лейлы, лейлы!" они яростно бросались на казачьи цепи, но после залпов в упор отбегали метров на двести и все начиналось сначала. Несмотря на почти двукратный перевес, дунганам не удалось добиться сколь-нибудь ощутимых результатов. К вечеру бой утих, войска отошли на холмы и заночевали. Наутро дунгане боя не приняли, оставили Гучен и стали отходить на Милейхо. Казаки преследовали их до ночи и утром заняли Гучен. Затем 1-м полком был занят поселок Милейхо, расположенный между Тянь-Шаньскими горами и Каратагашем. Но вместо того, чтобы двинуться на Хами, как ожидал Папенгут, дунгане двинулись на Пичан, оставив для охраны дороги в Хами своего союзника Хаджи Нияза, не замедлившего тут же переметнуться на сторону Шен Шицая. Таким образом, Ма оказался отрезанным от своей базы в Ганьсу. Оставалось ему только одно - наступать. Но заняв Турфан, а затем Даванчен, Ма остановился. Находясь в этом стратегически важном пункте, дунгане угрожали непосредственно столице провинции.

Наступило затишье, казаки отступили на Урумчи. Началась очередная серия переговоров с Ма Цзуином, на сей раз их вел министр центрального правительства Ло. Переговоры закончились ничем, Ло добился от градоначальника Кульджи заверений в поддержке режима Шен Шицая, но эти заверения были нарушены два месяца спустя.

Тем временем Шен Ши-цай расправился со своими противниками в Урумчи и получил официальное признание нанкинских властей. Передышка закончилась и в конце октября началось наступление казаков на Даванчен - таким образом командование хотело снять угрозу с провинциальной столицы. Бои продолжались несколько дней, но Даванчен взять не удалось несмотря на введение в бой броневиков, один из которых дунгане подбили. Пленных Папенгут приказал зарубить - потери ожесточали обе стороны. К сожалению, мне неизвестны имена всех погибших казаков, я смогу назвать лишь некоторых. Это капитан Князькин, сотник Фокин, казак Бойков. Затем дунгане перешли в контрнаступление. Казакам пришлось бросить подбитый броневик, накануне дунгане уничтожили сотню китайской конницы. Отступать пришлось до озера Сайгу, при отступлении только 1-й полк потерял семь человек. Угроза нависла над самой столицей провинции.

В этой критической ситуации Шен Шицай обратился с отчаянной просьбой о помощи к северному соседу, который отреагировал так, как и должен реагировать союзник, не забывающий о своих интересах. Почему Советский Союз оказал помощь Шен Шицаю, а не великому революционеру, как называл себя Ма Цзуин, и пошел на союз с белогвардейцами? Почему вообще была оказана помощь? Причин было несколько. Во-первых, долгая смута под боком никому не понравится - это беженцы, диверсанты и прочие неудобства. Во-вторых, неизвестно, кто победит и как он будет относиться к своему соседу. В-третьих, в бою под Гученом был захвачен японский гражданин Тадаши Ониши, обретавшийся при штабе Ма с подозрительными намерениями, причем внятных объяснений по поводу его пребывания в Синцзяне МИД Японии дать не смог. Более того, имели место контакты посланцев т.н. Исламской Восточно-Туркестанской республики с японскими и германскими представителями в Кабуле, что не могло ускользнуть от внимания советских спецслужб. Кроме того, при Ма были два турецких советника. В-четвертых, воспользовавшись слабостью соседа, можно получить торговые и другие льготы, о чем ярко свидетельствует договор, подписанный впоследствии 26 ноября 1940 года в Урумчи, по которому Советскому Союзу предоставлялись такие льготы, о каких и не мечтали победители во второй опиумной войне. В-пятых, воевать лучше на чужой территории, нежели на своей. Да и белогвардейцы будут под присмотром - мало ли чего от них можно ожидать. Пример организации корпуса "Осана" в Маньчжурии ярко показал: если ты не воспользуешься готовой вооруженной силой, ею воспользуется твой враг. Об этом, кстати, не стоит забывать современным руководителям России, которые никак не реагируют на притеснения русских в так называемом ближнем зарубежье, ведь их недовольством может воспользоваться кто угодно и не обязательно в интересах России.

В рассказах очевидцев я не обнаружил никакой тени враждебности между красноармейцами и белогвардейцами, хотя среди казаков были и такие личности, как Молчанов, служивший в ЧК и бежавший затем в Китай. Шен Шицаю пришлось пожертвовать несколькими своими помощниками, которых обвинили в подготовке заговора. 10 декабря Папенгут был отстранен от командования, вызван в Урумчи, арестован и расстрелян. Шен Шицай прекрасно помнил роль и позицию Папенгута в апрельском заговоре. Эх, дорогие генералы, не покидайте преданных вам войск - окруженные вашими порученцами, ординарцами и телохранителями, вы неуязвимы и никакая штатская штафирка не посмеет даже косо посмотреть в вашу сторону. Достаточно лишь мигнуть порученцу и он, мерзавец, будет болтаться на суку. Это хорошо знали древнеримские полководцы, которые поэтому часто становились римскими императорами. Командующим русскими частями был назначен генерал Бектиев, военным советником Шен Шицая стал полковник Антонов.

В ночь на Рождество началось наступление дунган на Урумчи. Передовые посты прозевали его начало, лишь на одном мобилизованный калмык, увидев приближающихся дунган, вскочил на коня и прискакал с этим известием в Урумчи. Командование сидело за праздничным столом и никак не хотело верить в такое неподходящее известие, однако начавшийся артобстрел города заставил их соображать быстрее. Тем временем дунгане, обложив Урумчи, двинулись на Чугучак. Чугучак был захвачен ими с ходу и так же с ходу оставлен под давлением 21-го стрелкового полка Красной Армии. Дунгане отступили на Манас, затем повернули на Кульджу. Еще 26 ноября кульджинский губернатор Чен Пей-янь перешел на сторону восставших, арестовав своего военного советника полковника Вяткина. Он захватил оружейный склад и вооружив всех, кого только можно было поймать на кульджинском базаре, двинулся на соединение с дунганской армией. Тем временем в окруженный Урумчи были посланы два самолета, которые, побомбив дунганские позиции, приземлились у дома Гумырко. Хотя бомбежка не нанесла дунганам большого урона, психологически к встрече с воздушным противником они не были готовы. 1-й полк двинулся на соединение с частями Красной Армии. В ночном бою, в котором погибли Рыхликов, Красиков, Турушев, Соломахин, Пугин, казаки прорвали окружение и вышли к крепости Саньчжи, занятой уже к тому времени советским 21-м полком под командованием Волгина. В крепости находились также 60 кавалеристов под командованием Иманова. На следующий день произошел новый бой, но заставить дунган снять осаду с Урумчи не удалось.

Через два дня прибыло подкрепление - пехота на 45 грузовиках под командованием Белова и батальон китайской пехоты. Наутро дунгане были атакованы на берегу реки Тутун, в 50 километрах от Урумчи. В ходе боев, длившихся несколько дней, дунгане были окружены, часть их была порублена на льду казаками, другая часть была прижата к горам и также уничтожена. На льду остались лежать около двухсот зарубленных повстанцев. Группа мятежников, двинувшаяся на соединение с войсками кульджинского губернатора, была окружена и в скоротечном бою уничтожена. Трехтысячный отряд генерала Чен Пей-яня постигла та же участь на горной дороге Кульджа-Аксу, замерзшие остатки отряда разбежались. Изменник-губернатор, поняв, что дело проиграно, застрелился. Его озлобленный заместитель расстрелял в Кульдже посланника Шен Шицая, маньчжурского полковника.